ВОСТОЧНЫЙ ТАНЕЦ И МАТЕРИНСТВО

     Впервые столкнувшись с восточным танцем (а это было еще во времена Ноева ковчега) я была привлечена красотой музыки и движений и даже не думала о возможности его неверного истолкования невежественными или дезинформированными зрителями. Я наивно предполагала, что изящества искусной танцовщицы достаточно, чтобы доказать красоту и законность восточного танца как древней формы искусства. Как же я ошибалась!
     Я потеряла счет неверным и принижающим суждениям о моей морали и достоинстве. Эти оценки базировались на вульгарном искажении термина belly dancing (belly- англ. живот) и впечатлениях от виденных ранее выступлений тех, кто приспособился к самому низкому общему знаменателю, такое может случиться в каждой профессии.  И я начала серьезное изучение происхождения и истории танца, главным образом для того, чтобы противопоставить эту информацию тому невообразимому мусору, который печатался, снимался, демонстрировался и внушался господам и дамам в США, Канаде и Европе.
     Я столкнулась с тем, что практически вся информация, доступная на английском, французском и немецком языках, происходит из двух источников: либо от расистов, пуританских миссионеров и колонизаторов, которые с презрением относились  к быту, традициям и обрядам местного населения, осуждая их с европейским снобизмом; либо от тех, кого я называю антропологами борделей - молодых (или не очень) людей, совершивших путешествие на Восток в рамках "получения образования" и написавших о нем, ради денег, сенсации или покаяния, а также для того, чтобы отомстить строгим родителям.
     Я не нашла ни одного свидетельства о том, что кто-либо из этих людей был введен в семью или жил в отдаленных родовых поселениях, и, соответственно, мог бы воочию наблюдать обряды и ритуалы добропорядочных местных женщин.  Даже если эти люди и имели исламских друзей мужского пола, женская половина дома была закрыта для них. (Я не упоминаю тот факт, что в больших городах, куда в большинстве своём приезжали европейцы, традиции страны зачастую не поддерживались, а иногда даже намеренно очернялись в целях получения расположения в глазах угнетателей).
     Впервые подозрение о том, что существует некая связь между медленными движениями восточного танца и физиологией акта деторождения, пришло ко мне внезапно, в конце февраля 1961 года. После выступления в "Арабских ночах" в Нью-Йорке я была буквально атакована женщиной из Саудовской Аравии - Фараб Фирдоз (Farab Firdoz), которая отказывалась поверить в то, что я не арабка, ведь, по ее словам,  я танцевала столь достоверно.
     Она была танцовщицей, обученной своей бабушкой, которая тоже была танцовщицей. Она рассказала мне, что "вращение животом" (belly roll - ненавижу это слово), дрожание (flutter) и некоторые части партера (танец на полу), базировались на движениях во время родовых мук, и что тысячи лет назад они были частью религиозного обряда, но с утверждением единобожия и введением различных религиозных ограничений, прекратили быть таковыми и превратились в "мирские" танцевальные представления  (для женщин, для мужчин или для смешанной аудитории, и т.п.) или стали традиционным терапевтическими танцами.
     В отдаленных районах, не подвергшихся влиянию западной цивилизации, женщины собирались вокруг роженицы и совершали определенные движения, поощряли ее подобно волхвам, таким образом облегчая роды и напоминая друг другу о том, что они делят одну судьбу и опыт. Совершая эти телодвижения в различных фольклорных танцах с детства, они укрепляли свои мускулы и готовили их к напряжению во время родов.
      Конечно, Фараб не рассказала мне все это сразу, пока я была зажата в углу костюмерной комнаты. На это потребовалось несколько недель быстрорастущей дружбы и моих осторожных расспросов. 
Затем две еврейские женщины (сефардки) рассказали мне о том, что на курсах LaMaze при изучении главных движений belly roll и flutter царил необузданный смех, так как они назывались "тазовое качание" и "глубокое дыхание". Я посетила пару занятий   LaMaze при госпитале Mount Sinai и убедилась, что они не шутили. Мое любопытство было, по меньшей мере, пробуждено, но определённого мнения пока не было.
     В 1962 году в Лондонской библиотеке, я нашла книгу "The Dancer of Shamahka", написанную Арменом Оганяном (Armen Ohanian). Отрывок из неё, процитированный мной в статье 1964 "Танец живота и деторождение", впрочем, как и вся книга, характеризуют культурную обстановку того времени:

      "Однажды вечером, в Каире, я своими глазами увидел один из наших самых священных танцев, превращённый в ужасное, отвратительное бесстыдство. Ведь это была наша поэма о таинстве и боли материнства,  которую в отдаленных уголках Азии, куда ещё не успело вторгнуться разрушительное дыхание Запада, истинные восточные женщины лицезрели с благоговением и скромностью. В истинной Азии, которая сохранила танец в его первозданной чистоте, он символизировал материнство, мистическое понимание жизни, страдание и радость, с которой новая душа появляется на свет.
Неужели кто-либо, рожденный женщиной, может созерцать это священнейшее действо, выраженное в искусстве настолько чисто и символично, как наш восточный танец, с отсутствием глубокого уважения? Наше азиатское благоговение перед таинством материнства настолько велико, что в некоторых странах и племенах самой страшной клятвой является клятва животом, потому что именно он является священной колыбелью человечества.
     Но дух Запада коснулся и этого сакрального танца, и превратил его в ужасный "dance du ventre" (танец живота - фр.), "hoochie koochie" (непристойный танец- ам. сл.). И если для меня такой танец был отвратительным разоблачением скрытой глубины человеческой похотливости, то для других он казался занятным. Я слышал сдержанные смешки европейцев. Я видел похотливые улыбки на губах азиатов. И я сбежал оттуда".
     Однако я не приняла этот рассказ как непреложную истину, и все еще продолжала сомневаться. Я снова обратилась с расспросами к моей подруге Фараб, и она рассказала, что всего 25 лет назад (в 1937 году) она присутствовала при родах, когда родственницы ее бабушки собрались вокруг тюфяка роженицы и совершали те же движения, которые делала она. Потом были и другие танцы - в честь нового рождения, исполнялось также тщательно проработанное представление - подражание  истинному танцу при родах. Мужчинам было запрещено наблюдать процесс родов и женские празднования после них. У мужчин были свои собственные танцы и мероприятия, куда, в свою очередь, не допускались женщины.
      И я начала верить. В 1963 году, на Всемирной Нью-йоркской ярмарке был открыт Марокканский павильон. Я пришла на первое представление в день открытия и просмотрела все 4 представления, а потом вернулась на следующий день, и на следующий, и на следующий. Это заметили директора, с которыми я была знакома до этого (отдельная история!). Они были удивлены и обрадованы моим столь серьёзным отношением к танцу и культуре, и начали снабжать меня информацией (а также едой). Однажды кто-то случайно обмолвился, что его жена только что уехала в Марокко, в маленькую деревеньку, где живут её кузины. Одна из них впервые должна была стать матерью, и женщина поехала, чтобы помочь "танцем появиться на свет ребенку". Я была поражена! Он почти слово в слово повторил то, что рассказывала мне Фараб два года тому назад.
     Сначала женщина из Саудовской Аравии, а теперь и марокканец с такой же историей! Его жена не была профессиональной танцовщицей, ищущей оправдания или извинения своей профессии. Она была чертовски богата, эта буржуазная домохозяйка, но она не пыталась отречься от традиций племени Берберов, почти не затронутых пластиковой культурой Запада. Я сказала, что отдам половину своей души за то, чтобы увидеть подобную церемонию, и марокканец пообещал помочь мне в этом.
В 1964 году я написала упоминавшуюся выше статью, которая была опубликована в национальном медицинском журнале. Впоследствии эта статья перепечатывалась более 5 раз, в различных изданиях, от феминистских газет до танцевальных приложений к "Медицинскому взгляду" (Medical Dimensions) (1974). Я нашла апрельский выпуск "Танцевальных перспектив" (Dance Perspectives) 1961 года и заметила, что La Meri, всемирно уважаемая танцовщица и этнолог, использовала тот же отрывок из "Dancer of Shamahka" для подкрепления вышеизложенного. Мир тесен, не так ли?
     Я думала, что мой марокканский знакомый уже забыл о своем обещании, когда в 1967 году из Касабланки ко мне пришло сообщение: приезжай немедленно, если все еще хочешь увидеть то, о чем просила. Другая кузина должна была вскоре родить, и, судя по размерам живота, это могли быть близнецы. Не сомневаясь не минуты, я схватила свой паспорт, заняла деньги у матери и
помчалась в Касабланку. Жена моего друга встретила меня в аэропорту и объяснила ситуацию по пути в деревню.
     Поскольку я не говорила ни на берберском, ни на марокканском арабском (мы общались на английском и испанском), но внешне могла легко сойти за марокканку, мы договорились, что я притворюсь глухонемой, чтобы меня могли представить как служанку моей богатой подруги. Любой, кто со мной знаком, знает, как мне сложно держать рот закрытым в течение 5 минут, не говоря уже о нескольких днях… Марокканка рассказала мне обо всем, что я могла бы увидеть, и, таким образом, ничто не должно было стать для меня неожиданностью или вызвать реакцию, которая выдала бы во мне иностранку. Мне пришлось начать играть свою роль сразу же, так как мы подобрали по пути несколько родственников, которые не должны были знать, что к чему.
     Конечно, по дороге нам пришлось несколько раз останавливаться в домах родственников, которые мы проезжали, и всюду нас угощали. Я избавилась от своего лишнего веса лишь благодаря тому, что слугам доставались только остатки еды.
     Моя "хозяйка" провела меня на несколько семейных празднований, объяснив родственникам, что я у нее недавно, и она в некотором роде удочерила меня, так как я очень молода и так сильно обделена Аллахом. (Когда я спросила, как можно оправдать эту ложь, связанную с именем Бога, она сказала что мое "несчастье" состоит в том, что я не настоящая марокканка!). Я слушала фантастическое пение и видела много танцев Schikhatt. Я даже танцевала среди служанок, когда они собирались вместе после работы и устраивали свои собственные вечеринки Schikhatt.
     На то, чтобы добраться до деревни, нам потребовалось три с половиной жарких и утомительных дня, но как только мы туда приехали, нас сразу же потащили в местные  паровые ванны - хаммам (hammam).  На окраине деревни был сооружен специальный шатер, куда накануне, после процедуры омовения в хаммаме, переехала роженица. Её муж был важной персоной в племени, и поэтому на празднество прибыло множество людей.  Женщина сидела на диване в задней части шатра, а в его центре была вырыта маленькая ямка. Кругом было расставлено много еды, фруктов и мятного чая для женщин-гостей. Мужчин не подпускали к шатру ближе, чем на 100 ярдов. Точную дату родов никто не знал, но это должно было случиться очень скоро. Много родственников ожидало этого радостного события и еды хватило бы на целую армию, посланную на маневры.
     Мы провели весь день за пением, игрой на bendirs*, танцевали Schikhatt, пили мятный чай (который я подавала своей "хозяйке") и ели. Неужели! - кузина с ОЧЕНЬ большим животом поднялась и протанцевала половину дня сама, одевшись в кафтан с красивой вышивкой. Позднее, когда я осталась наедине с моей благодетельницей, я спросила про ямку в земле. Она ответила, что это для ребенка.  Мда? Подождем, посмотрим..
     На следующее утро нас разбудили раньше, чем ожидалось: начались роды. Мы вскочили с кроватей, оделись и бросились со всех ног в шатёр. Роженица была одета в легкий кафтан и приседала над ямкой. Другие женщины образовали вокруг нее несколько кругов, но оставили для нас проход в первый. Марокканки тихо пели и делали волнообразные движения животом, затем резко "ударяли" им несколько раз. Движения были намного медленнее и сильнее, чем когда те, которые танцовщицы называют flutter (дрожание, колебание), их можно увидеть в Schikhatts. Они повторяли эти движения, медленно кружась вокруг роженицы по часовой стрелке. Кузина вставала, делала такие же движения на месте в течение нескольких минут, а затем приседала ненадолго и тужилась. Казалось, она не была особо взволнована и не чувствовала боли. Единственным свидетельством напряжения были капельки пота, выступившие у неё на лбу и пропитавшие волосы. Мы прервались только ради полуденной молитвы. Хвала небесам,  что я танцовщица и смогла повторить движения мусульманского ритуала, как если бы я копировала чей-то танец, иначе быть мне разоблаченной на месте!
     Мы выпили мятный чай и продолжили танцевать. Примерно час спустя роженица охнула, и мы услышали легкий приглушенный удар. Она подняла кафтан, и все увидели под ним в ямке ребенка. Но это был еще не конец - через пятнадцать минут родился второй мальчик-близнец.
Их очистили с помощью пучка из шерсти ягненка, вымоченном в холодном чае, но пуповина не была обрезана до того момента, пока не вышла плацента. Затем пуповину обрезали серебряным ножом и сожгли в той же ямке. Женщины начали улюлюкать (zaghareeting*), младенцы принялись кричать (а кто бы не стал из-за такого шума?) и, услышав крики снаружи, я догадалась, что мужчины всё поняли и понесли новость в другую часть города, где их ждал новоявленный отец со своими друзьями.
     Пятнадцать минут спустя он появился в 100 ярдах от шатра, и дети были вынесены к нему в чистых белых одеждах. Затем младенцев вернули матери, и она принялась их кормить. Женщины продолжали петь и танцевать до самого захода солнца.
     Когда я наблюдала за процессом рождения, то заметила, как живот роженицы под кафтаном совершал непроизвольные волнообразные движения. Я спросила "хозяйку", танцевала ли она все еще в тот момент, или это были естественные  движения, и та ответила:
Nosotros hacemos una imitacion de los moviemientos naturales. Ella tenia que hacer esos moviemientos, cuando dio a luz, porque no pudo menos. (Она подражала естественным движениям, когда рожала, потому что не могла сделать иначе). Другими словами, это были естественные движения родовых мук и рождения, которые были "вымыты" из нашего сознания религиозной пропагандой и медицинскими указаниями.
     Для меня этого утверждения оказалось более чем достаточно, чтобы уверится в происхождении некоторых движений, включенных в восточный танец, и поверить словам Армена Оганяна (Armen Ohanian) о восточном танце и о том, как он деградировал и исказился, превратившись в современную форму искусства.
     Но это ни в коем случае не подразумевает, что во время танца я притворяюсь, что рождаю. Хех! Это означает, что я знаю происхождение, смысл, чувствую уважение и любовь к  жизни, которые, как подразумевается, отражает танец. Это должно быть изящным, прекрасным, искусным, искренним действом, а не опошленным "горячим блюдом" для бизнесменов.
Я не перед кем ни извиняюсь за свою любовь к Искусству. Я благодарю Бога за неё и за свою способность танцевать и зарабатывать на жизнь тем, что мне нравится. Я никогда не уважала и не любила тех неудачниц, которые оскорбляют танец, давая выход своим низменным сексуальным фантазиям, потому что у них так мало уверенности в своей собственной сексуальности.
     Каждая танцевальная форма произошла от какой-либо религиозной церемонии, так же, как современная человеческая речь возникла из бормотания пещерного человека.  Любая удачно созданная танцевальная форма (например, спортивные танцы, гимнастика и т.д.) приятна для глаза и поэтому чувственна. К сожалению, существует очень много невежественных, чопорных людей, которые рассматривают любые приятные движения человеческого тела как  распутные и похотливые. Это конечно ИХ проблема, но все-таки трудно заработать достаточно денег на жизнь в качестве "правильной" восточной танцовщицы и этнолога, не сталкиваясь с их больными суждениями и вульгарными истолкованиями.
     Использовать мерзкий термин "танец живота" (belly dance) не просто неправильно, это все равно, что назвать Фламенко "убийством тараканов". Даже хуже. В арабском мире этот танец называется "Raks Sharki" или "Raks al Shark", что переводится как "Восточный Танец" (Oriental Dance) или "Танец Востока" (Dance of the Orient). В арабских  клубах его  называют Danse Orientale.
     Выражение "belly dance" было придумано в 1893 году Солом Блумом (Sol Bloom), импрессарио Midway Plaisance и выставки "Улица в Каире" (Street in Cairo) на Колумбийской торговой ярмарке и Всемирной ярмарке в Чикаго. Он сделал это осознанно,  чтобы возбудить извращенное воображение викторианцев того времени, готовых заплатить любую цену за то, чтобы увидеть что-то "непристойное" в их понимании, а потом они могли пойти домой и притворяться шокированными.
     В те времена, когда люди считали слова "рука" и "нога" слишком сомнительными (они называли их просто конечностями (limbs)), вы можете себе представить, как это все было! Расчеты мистера Блума были верны, и он заработал достаточно средств для финансирования своих будущих выборов в Конгресс, которые он впоследствии и выиграл. К сожалению,  название приклеилось, содействуя, таким образом, столь похабному истолкованию.

     К счастью, существуют артисты, уважающие себя и свое искусство, и есть такие люди на Востоке, которые не уступили перед неверными истолкованиями и унижением их этнического наследия. Есть зрители, понимающие искусство, которое они видят. И им я говорю СПАСИБО.

      
Морокко (Carolina Varga Dinicu) считается одной из ведущих преподавателей и танцовщиц в США, Канаде и за границей. Ее часто приглашают провести мастер-классы в Германии, Швеции, Норвегии, Австрии и других странах. Она и ее труппа много раз награждались различными званиями как в Америке, так и в других странах, включая Египет. С 1964 года Морокко регулярно пишет статьи о средневосточном танце, которые печатаются во многих странах. Она продолжает свою преподавательскую деятельность, а также продолжает выступать как солистка со своей труппой.

Hosted by uCoz